Как учатся петь мюзиклы актёры драмы и чего боится дирижёр Театра-Театра. Пять историй из закулисья
На этой неделе, 29 апреля, в Перми последний раз покажут «Владимирскую площадь». Первый мюзикл Театра-Театра спустя 13 лет снимают с репертуара. Этот спектакль режиссёра Владислава Пази по мотивам романа Достоевского «Униженные и оскорблённые» обозначил переломный момент: в 2004 году началась большая музыкальная эпоха Театра-Театра, здесь появился собственный оркестр, а все артисты запели как никогда раньше.
Уже 25 лет музыкальной частью в театре руководит Татьяна Виноградова. История появления в Перми мюзиклов разворачивалась на её глазах и, конечно, с её участием. Именно она сегодня стоит здесь за дирижёрским пультом практически на всех музыкальных постановках.
Татьяна Виноградова рассказала ТЕКСТу, как актёров драмы учат петь «по-мюзикловски» и не сбиваться, когда танцуешь степ, зачем она «летает на метле» перед новыми постановками и почему умеет без слов понимать художественного руководителя Театра-Театра Бориса Мильграма.
Когда мы ставили наш первый мюзикл, это было что-то невероятное! В 2004 году пришёл работать в театр Борис Леонидович Мильграм и сказал: «Мы будем делать мюзикл. Здесь поют?». Я говорю: «Да!». И мы начали работать над «Владимирской площадью».
В театре тогда, конечно, пели, но вживую — редко, а под оркестр — тем более. Мюзикл — это же совершенно особый жанр, тем более такой, как «Владимирская площадь» — махина, опера для драматического театра, как назвал её сам композитор Александр Журбин. И я тогда поняла: «Во что бы то ни стало, надо этот мюзикл сделать».
На тот момент я уже работала в Театре-Театре больше 10 лет. У нас были вокальные уроки, шёл спектакль «Зимние сказки» с песнями. Артисты были подготовлены и петь умели как драматические актёры. Практически у всех из них были хорошие голоса, которые предстояло направить в нужное русло и развивать в мюзикле.
На весь коллектив с концертмейстером Светланой Владимировной Богодвид нас было только двое. Буквально по крупицам мы собирали оркестр: пришли музыканты из оперного театра, пермских музыкальных школ и училища. 25 человек! Тогда же в театр пришёл дирижёр Пётр Юрков.
Актёры все невероятно хотели работать над «Владимирской площадью». Эта волна желания и эмоций помогла нам выучить всё очень быстро. Работали сутками, как ненормальные. Я, можно сказать, на метле летала по театру. Это было круто и очень интересно!
Сам Владислав Пази сказал потом, что наш спектакль получился лучше, чем в «Ленсовете», где он ставил его до Перми. И это было правдой. «Владимирская площадь» — прекрасный спектакль. Но он прожил свою жизнь. Надо уйти красиво. Мюзикл снимают с репертуара не потому, что он плохой. Он просто отжил своё. Нужно тихонько оставить его в покое и поблагодарить, а может быть, и возродить позже.
За минувшие годы постановка мюзиклов чем-то будничным для нас так и не стала. Я всё так же «летаю на метле», когда мы делаем новый проект. Люблю не просто брать ноты композитора, а придумывать в них что-то новое. Сделать всё хорошо сразу не получается. Сначала ты упорно работаешь, и только тогда случается чудо.
В 2009 году мы готовили арт-оперу «Жизнь человека» по Леониду Андрееву, и тогда я впервые встала за дирижёрский пульт. Приехал в театр композитор Владимир Чекасин, увидел, что я дирижирую, и сказал: «Тебе же надо за пульт!». Борис Мильграм такое решение поддержал. Это был мой первый спектакль, а после я стала дирижировать во всех музыкальных постановках.
Люблю стоять в оркестровой в яме. Вы не представляете, как сильно люблю! У меня нет страха перед выходом на сцену, есть лишь волнение от того, что я снова переживу истории Ассоль или графа Монте-Кристо.
Я держу всё в своих руках, даже когда спектакль уже выпущен. Никому, и себе в том числе, не разрешаю погубить наш общий труд. Работа постоянно продолжается, даже спустя много лет после премьеры. Ведь спектакль должен жить и лететь! Взять, к примеру, как в самом начале мы играли «Алые паруса» — какие были темпы медленные, растянутые. А теперь играем совсем по-другому!
Сама игровая структура всегда подсказывает, как нужно вести спектакль. Это как твоя внешность, твоё духовное развитие: ты всё время должен совершенствоваться, расти. Спектакль не может родиться и замереть, его надо обихаживать, заботиться. Тогда и зрителю он будет интересен долгие годы.
Когда мы ставим мюзикл и занимаемся с артистами, я ничего не раскладываю по полочкам, а ориентируюсь по интуиции. Я понимаю, как человеку нужно показать, чтобы это было понятно именно ему. Другому я буду объяснять иначе. И обязательно нужно хвалить и подбадривать!
Перед нами всегда стоит задача научить человека правильно петь именно в этом мюзикле, в этой роли. Для каждого актёра составляется программа: как мы будем распевать его и работать над разными моментами. Мы учим своих прекрасных актёров петь так, чтобы получался вертикальный звук, что-то среднее между оперным и эстрадным исполнением. Это чистый звук, который невозможно объяснить словами, можно только его понять интуитивно.
Я не учу артистов петь резонатором, подтягивать живот или что-то замыкать в связках. Никогда! Объясняю, только используя ассоциативный ряд. Я говорю: «Вот ты вышла в поле, и тебе нужно вдаль пустить волну, чтобы тебя далеко услышали. Ты же не можешь орать, ты пустишь это другим звуком». И мы начинаем искать по ощущениям в теле, как нужно спеть. И всё. Тело само подскажет.
Профессия актёра бесстрашна настолько, что если нашим артистам скажут: «А давайте ка вверх ногами споём», — они радостно зааплодируют и скажут: «А давайте!». Они могут всё. Когда в «Докторе Живаго» Тоня с Юрой танцуют степ и поют, вы не видите, что им тяжело. Это огромная актёрская работа, они выколачивали этот степ на репетициях так, что теперь им это делать легко.
Актёры в любом состоянии должны уметь спеть. Если надо прыгнуть в пропасть и во время полёта пропеть гамму, они споют. Если скажут: «Вы будете петь басом, хотя вы сопрано», — они будут, только поставь задачу. Никто ничего не боится. Это их куражит!
Мне вообще кажется, что это весёлое дело — ставить музыкальные спектакли.
Конечно, у каждого человека есть физиологические особенности, но всё равно — любой может петь, если он может говорить. Поэтому важно учить детей музыке с 4-5 лет. Умение петь заложено в нас!
Мне с детьми работать хорошо, потому что я сама внутри ребёнок. Детей даже не надо учить, по большому счёту. Их, как и животных, не переиграть: дети очень естественны.
Все ребята проходят кастинг, чтобы играть в театре, мы набираем их на конкретный проект, а потом они могут переходить в другой спектакль. Какие-то ребята у нас всегда есть в картотеке «про запас». Мы сотрудничаем с Пермской хоровой капеллой мальчиков и студией «Оперение» Константина Хабенского.
Ребята, попавшие к нам, очень быстро начинают влюбляться в театр и работают не хуже взрослых. Многие отмечают нашу детскую группу в спектаклях, говорят, что они... какие-то другие. Все удивляются: как с детьми так работают, что они не переигрывают, не пасуют и играют по-взрослому, как будто делают это уже много лет. А они сами такие!
Меня не тянет работать в других театрах. Я могу сказать, что Театр-Театр — мой театр, настолько мне здесь хорошо. Потому что все люди, которые окружают меня, удивительные. Они понимают меня не то чтобы с полуслова — с одного движения мизинца. И, конечно же, потому что у меня есть Мильграм.
Я скажу это без лукавства: это мой режиссёр. Он весь соткан из идей, буквально купается в них! Я могу работать и работала с другими режиссёрами. Но с ним, и я говорю это не для того, чтобы ему сделать приятное, мы как будто одно тело и две головы. Я понимаю, что он хочет от меня, что нужно сделать в номере, даже без слов. Мы разговариваем на каком-то птичьем языке так, что нас спрашивают: «Как вы вообще понимаете друг друга?!». А мы работаем, как будто наши души с ним танцуют где-то, и всё происходит.
Я мечтаю о том, чтобы дольше длился мой век музыкального руководителя и дирижёра. Для меня важно всё время находиться в движении, в процессе творчества.
Уже 25 лет музыкальной частью в театре руководит Татьяна Виноградова. История появления в Перми мюзиклов разворачивалась на её глазах и, конечно, с её участием. Именно она сегодня стоит здесь за дирижёрским пультом практически на всех музыкальных постановках.
Татьяна Виноградова рассказала ТЕКСТу, как актёров драмы учат петь «по-мюзикловски» и не сбиваться, когда танцуешь степ, зачем она «летает на метле» перед новыми постановками и почему умеет без слов понимать художественного руководителя Театра-Театра Бориса Мильграма.
О встрече и прощании с «Владимирской площадью»
Когда мы ставили наш первый мюзикл, это было что-то невероятное! В 2004 году пришёл работать в театр Борис Леонидович Мильграм и сказал: «Мы будем делать мюзикл. Здесь поют?». Я говорю: «Да!». И мы начали работать над «Владимирской площадью».
В театре тогда, конечно, пели, но вживую — редко, а под оркестр — тем более. Мюзикл — это же совершенно особый жанр, тем более такой, как «Владимирская площадь» — махина, опера для драматического театра, как назвал её сам композитор Александр Журбин. И я тогда поняла: «Во что бы то ни стало, надо этот мюзикл сделать».
На тот момент я уже работала в Театре-Театре больше 10 лет. У нас были вокальные уроки, шёл спектакль «Зимние сказки» с песнями. Артисты были подготовлены и петь умели как драматические актёры. Практически у всех из них были хорошие голоса, которые предстояло направить в нужное русло и развивать в мюзикле.
На весь коллектив с концертмейстером Светланой Владимировной Богодвид нас было только двое. Буквально по крупицам мы собирали оркестр: пришли музыканты из оперного театра, пермских музыкальных школ и училища. 25 человек! Тогда же в театр пришёл дирижёр Пётр Юрков.
Актёры все невероятно хотели работать над «Владимирской площадью». Эта волна желания и эмоций помогла нам выучить всё очень быстро. Работали сутками, как ненормальные. Я, можно сказать, на метле летала по театру. Это было круто и очень интересно!
Сам Владислав Пази сказал потом, что наш спектакль получился лучше, чем в «Ленсовете», где он ставил его до Перми. И это было правдой. «Владимирская площадь» — прекрасный спектакль. Но он прожил свою жизнь. Надо уйти красиво. Мюзикл снимают с репертуара не потому, что он плохой. Он просто отжил своё. Нужно тихонько оставить его в покое и поблагодарить, а может быть, и возродить позже.
Почему работа над спектаклем никогда не станет будничной
За минувшие годы постановка мюзиклов чем-то будничным для нас так и не стала. Я всё так же «летаю на метле», когда мы делаем новый проект. Люблю не просто брать ноты композитора, а придумывать в них что-то новое. Сделать всё хорошо сразу не получается. Сначала ты упорно работаешь, и только тогда случается чудо.
В 2009 году мы готовили арт-оперу «Жизнь человека» по Леониду Андрееву, и тогда я впервые встала за дирижёрский пульт. Приехал в театр композитор Владимир Чекасин, увидел, что я дирижирую, и сказал: «Тебе же надо за пульт!». Борис Мильграм такое решение поддержал. Это был мой первый спектакль, а после я стала дирижировать во всех музыкальных постановках.
Люблю стоять в оркестровой в яме. Вы не представляете, как сильно люблю! У меня нет страха перед выходом на сцену, есть лишь волнение от того, что я снова переживу истории Ассоль или графа Монте-Кристо.
Я держу всё в своих руках, даже когда спектакль уже выпущен. Никому, и себе в том числе, не разрешаю погубить наш общий труд. Работа постоянно продолжается, даже спустя много лет после премьеры. Ведь спектакль должен жить и лететь! Взять, к примеру, как в самом начале мы играли «Алые паруса» — какие были темпы медленные, растянутые. А теперь играем совсем по-другому!
Сама игровая структура всегда подсказывает, как нужно вести спектакль. Это как твоя внешность, твоё духовное развитие: ты всё время должен совершенствоваться, расти. Спектакль не может родиться и замереть, его надо обихаживать, заботиться. Тогда и зрителю он будет интересен долгие годы.
Можно ли, пока летишь в пропасть, пропеть гамму
Когда мы ставим мюзикл и занимаемся с артистами, я ничего не раскладываю по полочкам, а ориентируюсь по интуиции. Я понимаю, как человеку нужно показать, чтобы это было понятно именно ему. Другому я буду объяснять иначе. И обязательно нужно хвалить и подбадривать!
Перед нами всегда стоит задача научить человека правильно петь именно в этом мюзикле, в этой роли. Для каждого актёра составляется программа: как мы будем распевать его и работать над разными моментами. Мы учим своих прекрасных актёров петь так, чтобы получался вертикальный звук, что-то среднее между оперным и эстрадным исполнением. Это чистый звук, который невозможно объяснить словами, можно только его понять интуитивно.
Я не учу артистов петь резонатором, подтягивать живот или что-то замыкать в связках. Никогда! Объясняю, только используя ассоциативный ряд. Я говорю: «Вот ты вышла в поле, и тебе нужно вдаль пустить волну, чтобы тебя далеко услышали. Ты же не можешь орать, ты пустишь это другим звуком». И мы начинаем искать по ощущениям в теле, как нужно спеть. И всё. Тело само подскажет.
Профессия актёра бесстрашна настолько, что если нашим артистам скажут: «А давайте ка вверх ногами споём», — они радостно зааплодируют и скажут: «А давайте!». Они могут всё. Когда в «Докторе Живаго» Тоня с Юрой танцуют степ и поют, вы не видите, что им тяжело. Это огромная актёрская работа, они выколачивали этот степ на репетициях так, что теперь им это делать легко.
Актёры в любом состоянии должны уметь спеть. Если надо прыгнуть в пропасть и во время полёта пропеть гамму, они споют. Если скажут: «Вы будете петь басом, хотя вы сопрано», — они будут, только поставь задачу. Никто ничего не боится. Это их куражит!
Мне вообще кажется, что это весёлое дело — ставить музыкальные спектакли.
Почему дети играют как взрослые
Конечно, у каждого человека есть физиологические особенности, но всё равно — любой может петь, если он может говорить. Поэтому важно учить детей музыке с 4-5 лет. Умение петь заложено в нас!
Мне с детьми работать хорошо, потому что я сама внутри ребёнок. Детей даже не надо учить, по большому счёту. Их, как и животных, не переиграть: дети очень естественны.
Все ребята проходят кастинг, чтобы играть в театре, мы набираем их на конкретный проект, а потом они могут переходить в другой спектакль. Какие-то ребята у нас всегда есть в картотеке «про запас». Мы сотрудничаем с Пермской хоровой капеллой мальчиков и студией «Оперение» Константина Хабенского.
Ребята, попавшие к нам, очень быстро начинают влюбляться в театр и работают не хуже взрослых. Многие отмечают нашу детскую группу в спектаклях, говорят, что они... какие-то другие. Все удивляются: как с детьми так работают, что они не переигрывают, не пасуют и играют по-взрослому, как будто делают это уже много лет. А они сами такие!
Как понимать режиссёра без слов
Меня не тянет работать в других театрах. Я могу сказать, что Театр-Театр — мой театр, настолько мне здесь хорошо. Потому что все люди, которые окружают меня, удивительные. Они понимают меня не то чтобы с полуслова — с одного движения мизинца. И, конечно же, потому что у меня есть Мильграм.
Я скажу это без лукавства: это мой режиссёр. Он весь соткан из идей, буквально купается в них! Я могу работать и работала с другими режиссёрами. Но с ним, и я говорю это не для того, чтобы ему сделать приятное, мы как будто одно тело и две головы. Я понимаю, что он хочет от меня, что нужно сделать в номере, даже без слов. Мы разговариваем на каком-то птичьем языке так, что нас спрашивают: «Как вы вообще понимаете друг друга?!». А мы работаем, как будто наши души с ним танцуют где-то, и всё происходит.
Я мечтаю о том, чтобы дольше длился мой век музыкального руководителя и дирижёра. Для меня важно всё время находиться в движении, в процессе творчества.
Ольга Богданова (ежедневная пермская интернет-газета ТЕКСТ).
Подпишитесь на нас в Яндекс.Новости и соцсетях
В Перми в мае откроется движение по новому тоннелю на площади Гайдара
Одновременно будет закрыта часть старого тоннеля.