«Я живу сразу несколько жизней». Травматолог-ортопед Николай Белокрылов – об истинном профессионализме врача, спортивном упорстве и маленьких пациентах

«Лучше б я помер», - думал молодой хирург-травматолог Николай Белокрылов, стоя в холодном поту в операционной. Мальчик, который поступил к нему в отделение соликамской больницы, был в тяжелом состоянии – упал головой на бетон с четырехметровой высоты. Вдавленный перелом черепа с травмой синуса – главного сосуда на голове. «У ребенка уже началось расстройство дыхания. Я приподнял обломки костей черепа и стал думать, как залатать дефекты. Держу пальцем края, а кровь из раны вовсю хлещет и становится прозрачной прямо на глазах. Это было что-то!», - вспоминает доктор Белокрылов тот случай. Он спас того ребенка, обошлось без осложнений, но этот случай стал одним из сильнейших потрясений для доктора.

Подобные ситуации еще будут возникать. Сегодня за плечами детского травматолога-ортопеда, зав.отделением травматологии и ортопедии Пермской краевой детской клинической больницы, профессора Николая Белокрылова внушительный опыт – 42 года практики в травматолого-ортопедических стационарах. Но каждый сложный случай он по-прежнему пропускает через себя.

Доктор рассказал о том, чем похожа работа ортопеда и скульптора, о профессиональном умении и зоркости, а также о том, почему дети стали более хрупкими. 




Мастер спорта по самбо и дзюдо, пожарный, хирург и поэт


В детстве Николай Белокрылов мечтал быть художником, журналистом или спортсменом, но «подспудно и неожиданно» стал врачом. Поступив по настоянию мамы в мединститут, увлекся иглоукалыванием, неврологией, а в хирургию его привел спорт.  

Спорт стал его страстью. Каждое утро студент Белокрылов вставал в 6 утра, час бегал, а потом шел на занятия и лекции. «Одной медицины мне было мало. Голова кипела! Когда я поступил в институт, у меня и спортивного разряда не было! А к пятому курсу я стал мастером спорта по самбо, через год – по дзюдо», - вспоминает доктор. Между учебой и тренировками будущий зав.отделением травматологии тушил пожары – подрабатывал в пожарной части № 5.

Он полностью подчинил себя спорту: если не выходил на ковер, то играл в пожарной части в футбол, тягал штангу, а учеба была между дел, так, подспорье. Однако учиться он успевал, сдавал все своевременно, без долгов, в основном на отлично. «Я живу сразу несколько жизней, — смеется доктор, — Спорт сформировал мой характер. Выносливость, желание добиться результата, несмотря ни на что, идут со мной по жизни». Он и сегодня тот же: лечит, оперирует, тренируется и пишет стихи. «У меня дома гиря в 24 кг, я стараюсь держать себя в форме, подтянуться раз 20 и сейчас могу», - говорит не без гордости Белокрылов и признается: страшно хочется на ковер, побороться. «Но позволить этого себе не могу, проблемы с опорно-двигательным аппаратом», - вздыхает он. 

Фанатичное увлечение спортом определило его специальность. «Более творческой, динамичной и интересной отраслью в области хирургии для меня стала травматология и ортопедия. Ортопедию я люблю больше, в ней больше загадок, а травматологию изначально выбрал еще и потому, что это близость к спорту и возможность увидеть результат того, что ты сделал своими руками при экстремально возникших и очевидных нарушениях», - объясняет Николай Белокрылов.

Соликамск, или «Хирургия требует самоотдачи» 


«Ну что, мастер спорта по прыжкам в сторону, чего ты хочешь от жизни? Думаешь, что будешь заниматься спортом, а потом придешь в хирургию, и у тебя все получится? Нет. Хирургия требует самоотдачи. Если хочешь чего-то добиться, езжай в Соликамск», - главный хирург Пермской области Владимир Аристархович Черкасов, будущий ректор Пермской медакадемии, критично рассматривал борца-выпускника Белокрылова. Тот не хотел покидать Пермь по распределению – мечтал выступать на соревнованиях, строить спортивную карьеру. Разговор с Черкасовым стал судьбоносным: Белокрылов «всё понял» и укатил в Соликамск. 

Молодой врач работал на две ставки, подрабатывал в травмпункте, дежурил и «шел на всякие ухищрения», чтобы работать только в стационаре. «Стационар – это вершина профессиональной деятельности, возможность выполнять серьезные хирургические вмешательства, на передовой оказывать помощь», - объясняет Николай Белокрылов. 

В Соликамске он проработал простым хирургом травматологом-ортопедом шестнадцать лет. В 1998 году его внезапно позвали обратно в Пермь – возглавить отделение детской травматологии и ортопедии в МСЧ № 9. Это было нетипично: позвать «врача из деревни». Новый уровень требований, возможность себя проявить.

Возвращение в Пермь


«Я приехал готовым хирургом-травматологом. У меня был наработан огромный материал. Опыт работы в провинции сыграл на руку – все решения я принимал самостоятельно, не с кем было посоветоваться. Так сформировалось клиническое мышление и умение находить оптимальный подход к лечению больного», - вспоминает доктор Белокрылов. Переезд «развязал руки»: в том же 1998 году он защитил кандидатскую, а в 2005 году – докторскую диссертацию. 

Сегодня он по-прежнему оперирует и занимается наукой: преподает в медуниверситете, пишет научные статьи и пособия. В его копилке – 17 патентов, 225 научных публикаций. «Как я нахожу время на всё это? С балансом между личной жизнью и работой мне помогла жена. Она в начале работала педиатром в Соликамске, потом – в Перми. У нас медицинская семья, трое детей, средний сын тоже стал врачом-ортопедом, он работает со мной. Моя правая рука. Жена несла на себе ношу семейных дел: дала мне возможность и в походы ходить, и дом «с нуля» построить, и с отдачей работать», - поделился Николай Белокрылов.

«Медицина – область наивысшей ответственности»


Я выработал в себе отношение к профессии: «Все делают, и я смогу». И даже такое: «Я еще лучше смогу». У каждого врача должен быть такой подход. Сделал ошибку – поправь, вернись к этому, будь последовательным до конца. Я считаю, что профессиональная добросовестность должна присутствовать изначально. 

Медицина – область наивысшей ответственности. Врач должен научиться быть ответственным за себя и за того, кто пришёл и доверился ему, уметь доводить дело до конца вне зависимости от настроения и состояния. 

В стационаре я работаю по 8 часов в день и больше, плюс дополнительные приработки в других больницах. По вечерам и в выходные сажусь за статьи. Нужно что-то ещё успеть опубликовать, поделиться опытом. Пишешь и анализируешь. 




«Возможность успешного рукодействия всегда вдохновляет»


В ортопедии ты видишь результат своей работы либо сразу, либо через несколько месяцев, а бывает, что через десятилетия. Ты выступаешь как скульптор: можешь влиять на человеческую судьбу, на отношение пациента к жизни, на его способность двигаться, можешь улучшить его существование. 

Среди ортопедических больных есть такая группа, которую невозможно довести до полного выздоровления – только до улучшения качества жизни, компенсации навыков. Им нужно помочь приспособиться к жизни. Многих мой труд и работа моих коллег спасает от инвалидности. 

Это очень привлекательно – исправить всё в жизни хотя бы с точки зрения опорно-двигательного аппарата. Возможность успешного рукодействия всегда вдохновляет.

«Профессиональная зоркость и профессиональное умение»


В каждом человеке обязательно есть изюминка. Если он тебе интересен, ты приобретаешь дополнительную зацепочку, с помощью которой можешь ему помочь. Эта пытливость и привела меня в науку: видеть необычное в рутине, в обычном, казалось бы, случае, постоянно обновлять свой взгляд. С одной стороны, доктору нужна профессиональная зоркость, а с другой – профессиональное умение. И то, и другое можно натренировать: надо постоянно задавать себе вопросы. 

Самый первый этап творчества – это повторение. Если нет своего чёткого решения и плана, вы должны взять и за кем-то повторить. Потом увидеть отличие от оригинала, повторять с осознанием и осмыслением. В результате профессиональный взгляд может полностью поменяться или утвердиться. Только так приходит понимание. 


«У хирурга доля и ноша бывают очень тяжкими»


Нам, докторам, приходится работать с огромными рисками. В медицине не может быть все гладко и без ошибок. После неудачных операций надо делать выводы, искать причины, разбираться, искать выход из трудных ситуацией. 

Никогда нельзя опускать руки. В большой хирургии могут быть и такие выводы: «Возможно, это была операция, за которую не надо было браться» или «ты что-то не увидел и не учел» … У хирурга доля и ноша бывают очень тяжкими. Ты можешь сделать все правильно, быть безупречным, а результата не получить. В медицине такие вещи бывают, и они чаще всего не зависят от врача. Доктор – это не господь бог. 

Есть ситуации, которые не исправишь. Например, тяжелейшие травмы. Ты сделал все, чтобы спасти человека, но ничего в итоге не получилось или получилось не то, чего хотел. А внутри остался червячок, который начинает хирурга точить: «Может быть, надо было сделать по-другому». Это самоедство, увы, на годы… 

«Ты сам многократно умираешь»


Как бы ты не был велик и силен как хирург и травматолог-ортопед, ошибок не избежать. Хоть внутри и будет ощущение, что сделал все правильно. Почему так происходит? Есть особенности анатомо-функциональные, которые ты можешь не учесть, недооценить состояние больного. 

Например, тяжелейший перелом таза. Показатели «уходят в ноль», больного нужно вытянуть из этого состояния, чтобы взять на операцию. Колеблешься: вдруг прямо на столе останется… Срочно взялись за операцию всей бригадой: стабилизировали отломки, больного вытащили из критического состояния, показатели нормализовались, внутреннее кровотечение прекратилось. Шанс на позитивный исход.

Порой нужно сделать решительный шаг. Еще немного – и не спасли бы беднягу. В травматологии ортопедии бывает и такое: можно сделать все красиво, «получить картинку», а результата нет. Честно говоря, после этого руки опускаются. Это остается с тобой на всю жизнь. С такими больными ты сам многократно умираешь. Поэтому из этой депрессии порой годами выйти не можешь.

«Профессиональная совесть – это как госконтроль»


Нет людей без страха, но ты должен научиться этот страх преодолевать. Это как на войне. Мы, хирурги, постоянно там находимся. Если это плановая операция, то можно ее пересмотреть, отложить, разбить на этапы, отменить или направить в другую больницу, где у докторов больше опыта. Но если можешь, делай сам как надо.

По внеплановым, сложным случаям решение принимать порой очень трудно. Особенно, когда привык все делать сам от начала до конца, без указок. Полагаться на внутренний контроль. Профессиональная совесть гложет гораздо сильнее, чем что-либо. Это как госприемка, госконтроль.

«Парню мы не только руку спасли»


Несколько лет назад подростку из Куеды обрубило руку механическим дровоколом. Парня привезли по санавиации, его руку – отдельно, в пакете со льдом, чтоб она не погибла за время транспортировки. У парня кости были синтезированы, врачи сшили ему все сосуды, нервы, а сухожилия не трогали. 

Я пришел утром на работу, смотрю: наступил тромбоз. Рука холодная, неживая. Снова сосудистых вызвали, снова приехал Ильдус Султанович Мухамадеев из краевой больницы (главный сердечно-сосудистый хирург Минздрава Пермского края, - прим. ред.). Взяли больного на ревизию, тромбы убрали, сухожилия подрезали. Когда впоследствии проводили этапы восстановления руки, было сложно, ведь никто сначала не думал про сухожилия, важно было кисть сохранить. 

Провели больного lege artis (согласно правилам искусства, - прим. ред.). Сейчас парень работает рукой! Это поразительно! Ведь это была полная ампутация в самых плохих условиях, с разминанием тканей, с долгой транспортировкой. Все врачи героически боролись за этого парня. Парню мы не только руку спасли... Ситуация была страшная.

«Мы вытащили девочку с того света»


Однажды ночью к нам поступил ребенок, маленькая девочка. У нее была практически отсечена рука в подмышечной впадине. Она повисла дома на застеклённой межкомнатной двери,  а само стекло разбилось, впилось снизу в руку. Осколки перерезали ей на руке все сосуды, магистральные стволы артерии и вены, сухожилия, нервы. Девочка потеряла чуть не две трети объёма циркулирующей крови. 

Дежурил мой сын, Алексей Белокрылов, и сразу включился в хирургическую помощь: остановили кровотечение, сделали ревизию, приехал И.С.Мухамадеев из краевой больницы, сшил сосуды, восстановил кровообращение, и до утра Алексей сшивал сухожилия, все нервные стволы, мышцы… Вспоминал потом, как при поступлении пальцем зажал сосуды, с трудом наложил зажимы, а вокруг стояли хирурги и подбадривали врача, у которого волосы стояли дыбом и пробирала холодная дрожь: держи, Лёха, держи!.. 

Мы выходили ребенка. Повторного тромбоза не наступило и девочку постепенно нормализовали. Вытащили с того света. Девочка полтора года проходила реабилитацию. Через два года я ее вызывал к себе. Восстановилась полная чувствительность и все функции руки, кисть работает, как и не было ничего! 

«Нужно работать у постели больного»


Самые лучшие врачи – это те, кто отличается от остальных истинной добросовестностью и профессионализмом. Раньше нас учили: нужно работать у постели больного. Нынешние врачи к этому не привыкли, их учат: нужно работать с клиническими рекомендациями, по схеме, не отклоняясь от нее. Обязательно все действия отражать в цифровом формате… Реальность размывается. Если судить о больном только по данным, которые показывают анализы, рентгенограммы, другие инструментальные методы, то мы начнем «лечить картинку». Но хирурги лечат не картинку, а человека. Лабораторные, инструментальные показатели – это вспомогательные вещи, которые нужно знать и учитывать. 

Интегрировать знания должен врач, который цельно видит ситуацию. Таких специалистов становится меньше из-за истощения высокой нагрузкой, формальной, рутинной работой, которая не полезна больному, но нужна бюрократии. Все это отличается от истинного врачевания, которое к нам идет со времен Гиппократа.

О капризных пациентах


Пациенты стали более капризными, чем раньше. Приходят в стационар, начитавшись интернета, как в гостиницу, с убеждением «клиент всегда прав». Они считают, что мы им должны обеспечить быт, повышают голос, топают ногами. Демонстрируют, что мы им служим, а потому должны исполнять их желания. Не все так себя ведут, конечно, но такой публики стало довольно много…

Но мы-то должны, прежде всего, оказывать медицинскую помощь! Мы терпим, смягчаем проблемы, и многие в конечном итоге за пару дней начинают понимать, что стационар – не про это. Ведь к нам приходят лечить серьезные патологии. 

Потребительское отношение утвердилось. Пациенты говорят: «Мы пришли за медицинской услугой», а не «Мы пришли получить медицинскую помощь. Помогите, чтобы нам стало лучше». Когда врач чувствует позитивное отношение больного, который хочет поправиться, или его родственника, силы доктора удесятеряются, и результаты лечения становятся лучше. Как люди порой не могут понять эту простую истину. 

«Дети стали более хрупкими»


Все в организме взаимосвязано. Позвоночник больше связан со стопой, с образом жизни, особенностью формирования скелета. Сейчас много скрытых дисплазий соединительных тканей. Если нет хорошей мышечной подготовки, мышечной стабилизации, могут быть проблемы не только с прикусом, про который сейчас модно упоминать, но позвоночником, разболтанностью суставов, появлением деформаций в разных отделах опорно-двигательного аппарата.  

Дети стали более хрупкими. Не знаю, что этому причиной: экология или образ жизни. Физическая подготовка хуже, плюс акселерация: ребенок растет быстро, но не становится намного крепче.

Зимой много травм при спуске с горок, из-за тюбингов. Летом падают с самокатов, велосипедов. Бывают автодорожные травмы, ДТП, с обширными травмами мягких тканей. Это серьезная травматология. Часто, несмотря на серьезную травму, бывает хороший исход. Так и должно быть. К тому и стремимся.
Алина Комалутдинова, интернет-газета ТЕКСТ
Подпишитесь на нас в Яндекс.Новости и соцсетях
Яндекс Новости