Отпуск в Иране

Любая большая автобусная станция в Иране называется «терминал отобус». На комфортабельном автобусе можно уехать почти в любую точку страны за сущие копейки. Вернее, риалы. Во время поездки водитель делает остановки на перекусить и туалет, а помощник водителя раздает еду и напитки, входящие в стоимость билета. В Йезд, или Язд, мы отправились именно таким образом. Выбрали утренний рейс, чтобы увидеть побольше. Семь часов в пути. Комфортные кресла позволяют расслабиться и наслаждаться видами каменной пустыни, чьи суровые пейзажи открываются из окна.

Большая часть территории Ирана – это обнаженные горы. На территории страны есть даже потухший вулкан, Демавенд, высотой 5604 метра. Местность кажется враждебной для человека, не пригодной для существования. Все так, если бы не оазисы. Редкие очаги зеленого буйства посреди вымершей земли. Город Язд – самый крупный в одноименной провинции. Его население – пятьсот пять тысяч тысяч человек. Большинство – глубоко религиозные мусульмане. 

 
Мы приехали сюда, чтобы увидеть старый глинобитный Иран, который в Язде сохранился лучше всего. Будучи в стороне от путей основных завоеваний, Язду удалось устоять под натиском главных покорителей Персии, арабов. Поселиться мы решили в старом городе, в самой его сути. Нашли отреставрированную гостиницу, заплатили чуть больше миллиона риалов, или сто двадцать тысяч туманов, или сорок долларов, за номер на двоих с особым восточным духом, завтраком, белыми стенами, скромными витражами на окнах и полноценной ванной. 

Чистые и душистые, мы отправились гулять по улицам Язда - сначала в поисках зороастрийского храма. Зороастризм, он же маздеизм, – религия, господствовавшая в Персии до прихода мусульман. Это постведическая традиция, сохранившая, но уже в искаженной форме, постулаты священных ведических писаний. Некая форма персидского родноверия.
Пророк зороастризма, Заратустра, фигура мифическая, говорил о том, что существует духовный мир, а в нем всегда два полюса, добро и зло, и выбор духовного пути лежит между ними. Священная книга зороастрийцев – Авеста. Это сборник гимнов, традиционно разделенных на пять книг плюс приложения и фрагменты. 

Несмотря на то, что сегодня Язд является воплощенным лицом правоверного ислама, зороастрийская коммуна здесь по-прежнему значима. За чертой города, уже лишь как туристическая достопримечательность, возвышаются башни молчания. Это зороастрийское капище. В прошлом последователи этой религиозной традиции не предавали тела земле, дабы не осквернять священную мать-прародительницу трупными ядами. Они оставляли своих покойников на подобных возвышениях – на съедение диким птицам и зверям. Лишь кости могли быть в последствии захоронены. Но под давлением ислама эта погребальная традиция была упразднена. Теперь зороастрийцы хоронят тела своих покойников на кладбищах, предварительно заливая могилу цементом. 

Идем гулять по старому городу. Пожалуй, это одно из самых колоритных мест во всем Иране. Глинобитные домики разрушались и отстраивались вновь. Узенькие улочки застыли в прошлом. Здесь несложно потеряться и очень хочется спрятаться от цивилизации, которая, неумолимо наступая по всему миру, безжалостно стирает с лица земли такие вот самобытные диковинные города. 

 

Женщины в Язде закутаны в черную чадру. Даже молоденькие девушки уже в ней.  На нас косятся с осуждением. Мы одеты: платок, манто, лосины. Лодыжки напоказ, какой кошмар! В сверхрелигиозном Язде так одеваться позволяют себе лишь туристки.

Когда жара спадает, отправляемся на окраину города, чтобы купить билеты на автобус и в течение пары часов выехать в Исфахан. Но не тут-то было. Автобус отменили, следующий предстоит ждать аж пять часов. Автобусный терминал, конечно, место интересное, тут есть и кафешки, и зал ожидания с телеком, и уборная, но прозябать в нем пять часов утомительно. Не успеваю толком расстроиться, как к нам подходит робкая девушка. Кажется, она нервничает. На ломаном английском предлагает помощь, хотя, кажется, помощь нужна именно ей. Сопровождает нас в кафе и пытается заказать что-нибудь вегетарианское. Но Рамадан еще не закончен – в светлое время суток съестное толком не найти, один кебаб. В итоге покупаем иранские чипсы (написано, без красителей, консервантов и глютамата), мягкий сыр и усаживаемся в зале ожидания, чтобы поесть и поболтать. 

Слово за слово, ее английский становится все более понятным. Девушка успокаивается и рассказывает, что не смогла попасть на свой автобус. На руках был билет, к месту отправления пришла вовремя – ее просто не пустили внутрь. Похоже, ее место уже было продано кому-то еще. В последние дни священного месяца многие иранцы активно перемещаются внутри страны, посадочных мест не хватает:

- Если бы я была мужчиной, такого не случилось бы никогда! Я позвонила в полицию, но там мне сказали лишь ждать другого автобуса, а не раздувать проблему из-за ерунды. 

 

Захара учится в Язде, получает степень доктора наук. Она инженер. Живет одна, в общежитии. В свободное от учебы время много работает:

- Я получаю всего двести долларов, будучи магистром в такой непростой отрасли! Без пяти минут доктор наук! Мы с подругой – она химик – работаем над проектом, который уже имел успех в Германии. Мы разрабатываем вещество, которое позволило бы экономить электричество. Нам постоянно нужны редкие компоненты, которые приходится заказывать за границей. Но мы иранцы, нас закрыли от всего остального мира. Чтобы получить нужные ингредиенты для опытов, приходится ждать несколько месяцев.

У Захары есть старший брат и сестра. Все они живут отдельно от родителей и стараются не беспокоить старших своими проблемами. Каждый справляется, как может. Она хотела бы выйти замуж, но видит смысл в браке только в том случае, если муж будет ее другом, а не способом решения проблем:

- Те женщины, которые прячутся за спинами своих мужчин, не знают реальной жизни. Я же всегда одна, мне самой приходится бороться с системой.

Захара говорит, что многие компании заведомо нанимают на работу исключительно женщин, потому что слабому полу можно меньше платить:

- Они говорят, ведь женщина работает лишь ради удовольствия, а мужчине нужно кормить семью! А как быть мне, если я сама, одна, полностью должна себя обеспечивать?

Ей двадцать семь лет. О детях она даже не думает. Какие дети, если в этой стране творится черти что:

- Мы были сильной нацией, нас уважали во всем мире, а теперь мы стали посмешищем. В стране растет количество специалистов, молодежь побуждают получать высшее образование, но кто собирается обеспечивать рабочие места? Где это видано, чтобы доктора наук вкалывали по десять часов в сутки за двести долларов в месяц? Я не транжирка, не привыкла к роскоши, меня никто никогда в жизни не баловал, но этих денег недостаточно, чтобы вести нормальную жизнь!

Я спрашиваю о том, как она относится к своему хиджабу:

- Это унижение для женщины. Почему они уделяют столько внимания моему внешнему виду вместо того, чтобы позаботиться о более значимых вещах? Я хочу равных прав, равных возможностей, а вместо этого вынуждена думать о том, покрыта моя голова или нет.

Захара говорит, что думает получить грант и уехать в Европу. Там больше возможностей для самореализации:

- Но кому я там буду нужна? Не будет поддержки семьи, вокруг люди, говорящие на другом языке. Там я буду иранкой, еще одной иностранкой, приехавшей на заработки. Но я хочу быть нужной и значимой в своей стране, у меня есть силы и ум для этого!

За разговором незаметно пролетают два часа. Приходит ее автобус. Захара быстро вскакивает, боясь пропустить и этот рейс. На ходу записывает свой электронный адрес и убегает. Одинокая, настырная, бескомпромиссная и романтичная, она, как Дон Кихот в хиджабе, ратует за справедливость и пытается бороться с ветряными мельницами. 

 
За последние двадцать пять лет количество образованных женщин в Иране выросло вдвое. Больше шестидесяти процентов студентов вуза страны – девушки. Для кого-то из них образование – лишь формальность: в вузе они надеются встретить будущего мужа и устроиться под его опекой.

Но для Захары и подобных ей ученая степень – это своего рода побег от навязываемого государством стереотипа жены и матери. Это рискованная альтернатива, потому что образование еще не гарантирует женщине защиту, обеспечение или достойное рабочее место. Захара – феминистка. Она вынуждена бороться, но, как мне видится, в Иране слишком много противоречий, которые хрупкой женщине не под силу преодолеть одной. Надеюсь, в ее жизни появится мужчина, который сможет подставить свое плечо, чтобы поддержать, помочь и успокоить…