Балетный блокбастер и прорыв в опере. Что пишут критики о показах Пермской оперы на «Золотой маске»
В этом году музыкальную программу фестиваля «Золотая маска» открыл Пермский театр оперы и балета. 6 февраля зрители в Москве увидели балет «Золушка», а 10 и 11 февраля оперу Cantos. В начале весны в рамках конкурсной программы пройдут показы ещё одного пермского театра — 14 и 15 марта Театр-Театр представит спектакль Бориса Мильграма «Месяц в деревне».
ТЕКСТ прочитал свежие рецензии на постановки Пермской оперы и выбрал из них самые знаковые моменты. Театральные критики пишут, что лучшего чем «Золушка» открытия Национального фестиваля нельзя было и придумать, саму постановку они называют балетным блокбастером и экшеном. А работа Теодора Курентзиса в опере Cantos навела критиков на мысль о том, что дирижёр мог бы претендовать на «Маску» за лучшую роль в балете.
Павел Ященков, « Московский Комсомолец»:
— Особенно впечатляет несомненный режиссёрский талант балетмейстера: все 23 эпизода сшиты на единую нить и сделаны крепко и логично. Перед нами настоящий спектакль, в котором возрождаются лучшие традиции драмбалетного театра.
Да и хореографический дар балетмейстера, его стилизаторские способности не уступают режиссёрским. Проявляются они не только в дуэтах или сюите «Времена года». Сделанным в стиле эпохи рококо балетом «Золушка», показанном во втором акте как «театр в театре», Мирошниченко создаёт своеобразный танцевальный портрет эпохи 50-х, показывает знаменитый советский героический стиль с его «двойными рыбками», «флажками», «ласточками» и другими хореографическими элементами, почти утраченными в наше время.
Валерий Модестов, « Вечерняя Москва»:
— Используя излюбленный приём «театра в театре», Мирошниченко умело обрамляет классический балет интригами театрального закулисья, событиями и их участниками времён «оттепели». Так что хорошо информированные зрители могут гадать, кто есть кто, и даже негодовать, что отдельные балетные персонажи не похожи на своих исторических прототипов. Однако свою главную задачу хореограф видит не в перелистывании страниц занимательной истории, а в создании эмоционального портрета эпохи. И это ему удаётся.
Инна Билаш вновь продемонстрировала лирико-драматические грани своего таланта, умение проникать в музыкально-хореографическую драматургию образа. Её героини (Вера и Золушка) добры, обаятельны и беспредельно искренны в проявлении чувств.
Под стать ей и Никита Четвериков (Франсуа Ренар и Принц). Изящный, как старинный мадригал, и темпераментный, как истинный француз, виртуозный в танце и в драме, он наделил своих героев мужеством, искренностью чувств и благородством.
Балетная драма «Золушка» получилась необычной, не бесспорной, но интересной, а местами даже поэтичной.
Лейла Гучмазова, « Российская газета»:
— На самом деле Пермский театр сделал для истории наверняка гораздо больше, чем планировал. Пока столица суетилась с выпуском или невыпуском роскошного диссидента «Нуреева», Пермь дала повод вспомнить о личности куда менее известной — Екатерине Гейденрейх, запечатлённой Зинаидой Серебряковой балерины Мариинского театра, после доноса и лагеря оказавшейся в Перми и создавшей там Молотовское, ныне Пермское хореографическое училище. Тоже Золушки. Лучшего открытия Национального фестиваля не придумать.
Ни разу Алексей Мирошниченко не перегибает и не ёрничает, даже когда балетные артисты показывают в классе делегации министерства культуры «уровень мастерства», даже когда самая важная дородная тётка, как Никита Сергеевич, стучит туфлей по трибуне. Бег по авансцене, в традиционных постановках «Золушки» обычно иллюстрирующий поиски принцем (или его посланцами) той самой девушки, здесь превращён в бег советских артистов за дешёвыми шмотками заграничного супермаркета — лица напряжённые, сумки громадные, темп бешеный.
Собственно танцевальные сцены, в том числе лирические дуэты главных героев, и подробные пантомимные мизансцены, объясняющие, кто кого ненавидит, сделаны очень дотошно. Именно они дали повод заподозрить Мирошниченко в реабилитации драмбалета — но не ложно высокопарного советского, а балета повествовательного, эдакого протяжённого балетного «экшена».
Дмитрий Ренанский, Zvzda.ru:
— Амбициозность замысла тут, что называется, налицо: в какой-то момент модель многоактного балетного спектакля не выдержала модернистской революции ХХ века и стала восприниматься как анахронизм, как пережиток прошлого, к тому же ни ставить, ни танцевать драмбалеты уже много десятилетий толком не умеют — артисты давно утратили навыки искусства пантомимы, а балетмейстеры потеряли способность удерживать внимание публики на протяжении нескольких часов кряду. В этом смысле «Золушка» — не имеющий в России аналогов штучный продукт, заинтересовавший и экспертов «Золотой маски», и столичного зрителя, прежде всего, как свидетельство разнонаправленности репертуарной политики Пермского балета.
После Баланчина, Килиана и Форсайта, после поисковых работ молодых зарубежных хореографов подопечные Алексея Мирошниченко представили на суд публики не просто спектакль, поставленный в системе повествовательного, психологического театра — но высокобюджетное и многолюдное шоу, заточенный под зрительский успех балетный блокбастер.
Татьяна Давыдова, InterMedia:
— Создатели Cantos идут за многомерностью Паунда (Эзра Паунд, американский поэт, автор поэмы Cantos — ред.), создавая многомерность собственную — на драматургическом, сценическом, музыкальном и даже хореографическом уровне. (Пожалуй, только ленивый не пошутил, что Теодор Курентзис, известный своей экспрессивной пластикой на дирижёрском подиуме, здесь достиг новых высот и посему мог бы претендовать на «Маску» за лучшую роль в балете.)
Важное отличие Cantos от большинства театральных представлений — в отсутствии одномоментности («пришёл — увидел — ушёл»), более того, обычным послевкусием он тоже не ограничивается. Постановщики явно задают зрителю, выуженному из зоны комфорта, домашнее задание, побуждая его многое прочитать, поразмышлять, продолжить интеллектуальное общение. И, судя по настроениям впечатлённой публики, задание будет выполнено.
Дмитрий Ренанский, Zvzda.ru:
— Установивший на «Золотой маске» новый рекорд зрительского ажиотажа Cantos — очередная смелая попытка пермской труппы радикально переписать «программный код» музыкального театра, последовательно преодолевая стереотипы жанра и уходя прочь от оперы, рассказывающей истории, от оперы с пыльными бархатными костюмами, от оперы, утверждающей себя самым буржуазным из искусств.
Cantos Фото Марина Дмитриева
За минувшую пятилетку в России было написано больше оперных партитур, чем за несколько предшествующих десятилетий, однако событиями не только новой русской музыки, но и нового русского театра удалось стать лишь мировым премьерам Пермской оперы. Вслед за «Носферату» Дмитрия Курляндского, Теодорса Терзопулоса и Янниса Кунеллиса (2014), Cantos выглядит впечатляющим опытом перевода современного музыкального авангарда на язык экспериментальной режиссуры. Постановщики Cantos совершили на этом пути важнейший прорыв — Семён Александровский сделал главным героем своего спектакля зрителя.
ТЕКСТ прочитал свежие рецензии на постановки Пермской оперы и выбрал из них самые знаковые моменты. Театральные критики пишут, что лучшего чем «Золушка» открытия Национального фестиваля нельзя было и придумать, саму постановку они называют балетным блокбастером и экшеном. А работа Теодора Курентзиса в опере Cantos навела критиков на мысль о том, что дирижёр мог бы претендовать на «Маску» за лучшую роль в балете.
«Золушка» получилась необычной, не бесспорной, но интересной
Павел Ященков, « Московский Комсомолец»:
— Особенно впечатляет несомненный режиссёрский талант балетмейстера: все 23 эпизода сшиты на единую нить и сделаны крепко и логично. Перед нами настоящий спектакль, в котором возрождаются лучшие традиции драмбалетного театра.
Да и хореографический дар балетмейстера, его стилизаторские способности не уступают режиссёрским. Проявляются они не только в дуэтах или сюите «Времена года». Сделанным в стиле эпохи рококо балетом «Золушка», показанном во втором акте как «театр в театре», Мирошниченко создаёт своеобразный танцевальный портрет эпохи 50-х, показывает знаменитый советский героический стиль с его «двойными рыбками», «флажками», «ласточками» и другими хореографическими элементами, почти утраченными в наше время.
Валерий Модестов, « Вечерняя Москва»:
— Используя излюбленный приём «театра в театре», Мирошниченко умело обрамляет классический балет интригами театрального закулисья, событиями и их участниками времён «оттепели». Так что хорошо информированные зрители могут гадать, кто есть кто, и даже негодовать, что отдельные балетные персонажи не похожи на своих исторических прототипов. Однако свою главную задачу хореограф видит не в перелистывании страниц занимательной истории, а в создании эмоционального портрета эпохи. И это ему удаётся.
Инна Билаш вновь продемонстрировала лирико-драматические грани своего таланта, умение проникать в музыкально-хореографическую драматургию образа. Её героини (Вера и Золушка) добры, обаятельны и беспредельно искренны в проявлении чувств.
Под стать ей и Никита Четвериков (Франсуа Ренар и Принц). Изящный, как старинный мадригал, и темпераментный, как истинный француз, виртуозный в танце и в драме, он наделил своих героев мужеством, искренностью чувств и благородством.
Балетная драма «Золушка» получилась необычной, не бесспорной, но интересной, а местами даже поэтичной.
Балетный экшен и блокбастер
Лейла Гучмазова, « Российская газета»:
— На самом деле Пермский театр сделал для истории наверняка гораздо больше, чем планировал. Пока столица суетилась с выпуском или невыпуском роскошного диссидента «Нуреева», Пермь дала повод вспомнить о личности куда менее известной — Екатерине Гейденрейх, запечатлённой Зинаидой Серебряковой балерины Мариинского театра, после доноса и лагеря оказавшейся в Перми и создавшей там Молотовское, ныне Пермское хореографическое училище. Тоже Золушки. Лучшего открытия Национального фестиваля не придумать.
Ни разу Алексей Мирошниченко не перегибает и не ёрничает, даже когда балетные артисты показывают в классе делегации министерства культуры «уровень мастерства», даже когда самая важная дородная тётка, как Никита Сергеевич, стучит туфлей по трибуне. Бег по авансцене, в традиционных постановках «Золушки» обычно иллюстрирующий поиски принцем (или его посланцами) той самой девушки, здесь превращён в бег советских артистов за дешёвыми шмотками заграничного супермаркета — лица напряжённые, сумки громадные, темп бешеный.
Собственно танцевальные сцены, в том числе лирические дуэты главных героев, и подробные пантомимные мизансцены, объясняющие, кто кого ненавидит, сделаны очень дотошно. Именно они дали повод заподозрить Мирошниченко в реабилитации драмбалета — но не ложно высокопарного советского, а балета повествовательного, эдакого протяжённого балетного «экшена».
Дмитрий Ренанский, Zvzda.ru:
— Амбициозность замысла тут, что называется, налицо: в какой-то момент модель многоактного балетного спектакля не выдержала модернистской революции ХХ века и стала восприниматься как анахронизм, как пережиток прошлого, к тому же ни ставить, ни танцевать драмбалеты уже много десятилетий толком не умеют — артисты давно утратили навыки искусства пантомимы, а балетмейстеры потеряли способность удерживать внимание публики на протяжении нескольких часов кряду. В этом смысле «Золушка» — не имеющий в России аналогов штучный продукт, заинтересовавший и экспертов «Золотой маски», и столичного зрителя, прежде всего, как свидетельство разнонаправленности репертуарной политики Пермского балета.
После Баланчина, Килиана и Форсайта, после поисковых работ молодых зарубежных хореографов подопечные Алексея Мирошниченко представили на суд публики не просто спектакль, поставленный в системе повествовательного, психологического театра — но высокобюджетное и многолюдное шоу, заточенный под зрительский успех балетный блокбастер.
Курентзис мог бы претендовать на «Маску» за лучшую роль в балете
Татьяна Давыдова, InterMedia:
— Создатели Cantos идут за многомерностью Паунда (Эзра Паунд, американский поэт, автор поэмы Cantos — ред.), создавая многомерность собственную — на драматургическом, сценическом, музыкальном и даже хореографическом уровне. (Пожалуй, только ленивый не пошутил, что Теодор Курентзис, известный своей экспрессивной пластикой на дирижёрском подиуме, здесь достиг новых высот и посему мог бы претендовать на «Маску» за лучшую роль в балете.)
Важное отличие Cantos от большинства театральных представлений — в отсутствии одномоментности («пришёл — увидел — ушёл»), более того, обычным послевкусием он тоже не ограничивается. Постановщики явно задают зрителю, выуженному из зоны комфорта, домашнее задание, побуждая его многое прочитать, поразмышлять, продолжить интеллектуальное общение. И, судя по настроениям впечатлённой публики, задание будет выполнено.
Дмитрий Ренанский, Zvzda.ru:
— Установивший на «Золотой маске» новый рекорд зрительского ажиотажа Cantos — очередная смелая попытка пермской труппы радикально переписать «программный код» музыкального театра, последовательно преодолевая стереотипы жанра и уходя прочь от оперы, рассказывающей истории, от оперы с пыльными бархатными костюмами, от оперы, утверждающей себя самым буржуазным из искусств.
Cantos Фото Марина Дмитриева
За минувшую пятилетку в России было написано больше оперных партитур, чем за несколько предшествующих десятилетий, однако событиями не только новой русской музыки, но и нового русского театра удалось стать лишь мировым премьерам Пермской оперы. Вслед за «Носферату» Дмитрия Курляндского, Теодорса Терзопулоса и Янниса Кунеллиса (2014), Cantos выглядит впечатляющим опытом перевода современного музыкального авангарда на язык экспериментальной режиссуры. Постановщики Cantos совершили на этом пути важнейший прорыв — Семён Александровский сделал главным героем своего спектакля зрителя.
- Мы рассказываем об интересных событиях в Перми. Подпишитесь на наш канал в Телеграм и вы не пропустите лучшие мероприятия.
Ольга Богданова (ежедневная пермская интернет-газета ТЕКСТ).
Подпишитесь на нас в Яндекс.Новости и соцсетях
Реконструкцию трамвайных путей на улице Мира закончат в конце ноября
Подрядчик начал второй этап реконструкции трамвайных путей на улице Мира.